Чудь.

Когда в эти места пришли люди, проживающие здесь и поныне, чудь заживо захоронила себя в землю. Вот что рассказывает одно из преданий, записанных в поселке Афанасьево Кировской области: «…И когда стали появляться по течению Камы другие люди (христиане), эта чудь не захотела общаться с ними, не захотела поработиться христианством. Вырыли они большую яму, а потом подрубили стойки и себя захоронили. Это место так и называется — Чудской берег».

Иногда также говорится, что чудь «ушла под землю», а иногда о том, что ушла жить в другие места: «У нас есть урочище Важгорт — Старая деревня. Хотя и называем деревней, а там никаких построек нет. И не видно, что там кто-то жил, но старики утверждают, что там жили древние, чудские люди. Долго, говорят, в той местности они жили, но появились пришлые, они стали притеснять старожилов, и те решили: «Нам житья не стало, надо переселяться в другие места». Собрали, говорят, пожитки, ребят за ручки взяли и сказали. «Прощай, Старая деревня! Здесь нас не будет — и никого не будет!» И покинули деревню. Идут, говорят, расстаются с родиной и ревут. Все до одного ушли. Теперь там пусто.»

Но, уходя, чудь оставила много кладов. Клады эти заговорённые, «заветные»: на них наложен завет, что найти их могут только потомки чудского народа. Чудские духи в разных обличьях (иногда в облике богатыря на коне, иногда зайца или медведя) охраняют эти клады: «Слуда и Шудякор — чудские места. Там богатыри живали, из селения в селение топорами перебрасывались. Потом они в землю зарылись и золото с собой унесли. На Шудякорском городище спрятаны слитки-подушки, но никто не возьмет их: богатыри верховые на страже стоят. Деды нас предупреждали: «Мимо этого городища поздно вечером не ходите — кони затопчут!»

В тексте другой старинной записи в селе Зуйкаре Вятской губернии написано про «чудской клад» в Чудской горе на правом берегу Камы. Здесь растет громаднейшая, немного кривая сосна, а поодаль от нее, аршинах в четырех, стоит трухлявый пень до двух метров в диаметре. Клад этот пытались найти много раз, но когда подходили к нему, поднималась такая буря, что сосны клонились вершинами до земли, и кладоискатели были вынуждены оставить свое предприятие. Впрочем, говорят, некоторым искателям сокровищ все же удавалось проникать в тайны подземных жителей, но обходилось им это очень и очень дорого. Вид «чудаков» столь ужасен, что некоторые кладоискатели, повстречав их в подземельях, выходили оттуда совершенно помешанными и уже не могли поправиться всю оставшуюся жизнь. Еще хуже приходилось тем, кто наталкивался в «чудских могилах» на кости «заживо погребенной» чуди, — мертвецы, охраняя свои клады, внезапно оживали, как только кто-нибудь приближался к их сокровищам…

В 1924-28 годах семья Рерихов находилась в экспедиции по Центральной Азии. В книге «Сердце Азии» Николай Рерих пишет, что на Алтае пожилой старовер привел их на каменистый холм и, указывая каменные круги древних погребений, рассказал: «Вот здесь и ушла Чудь под землю. Когда Белый царь пришел Алтай воевать и как зацвела белая береза в нашем краю, так и не захотела Чудь остаться под Белым царем. Ушла Чудь под землю и завалила проходы каменьями. Сами можете видеть их бывшие входы. Только не навсегда ушла Чудь. Когда вернется счастливое время и придут люди из Беловодья и дадут всему народу великую науку, тогда придет опять Чудь, со всеми добытыми сокровищами». А еще раньше, в 1913 году, Николай Рерих написал на эту тему картину «Чудь под землю ушла»

На Урале рассказы о чуди в большей степени распространены в Прикамье. Предания указывают конкретные места, где проживала чудь, описывают их внешность (а были они в основном темноволосые и смуглые), обычаи, язык. Из языка чуди предания сохранили даже некоторые слова: «Однажды в деревне Важгорт появилась чудская девка — высокая, красивая, широкоплечая. Волосы длинные, чёрные, в косу не заплетены. Ходит по деревне и зазывает: «Приходите ко мне в гости, я пельмени варю!» Нашлось человек десять желающих, все пошли за девкой. Ушли они к Чудскому роднику, и никто больше домой не вернулся, все куда-то исчезли. Назавтра повторилось то же самое. Не из-за глупости своей попадались люди на девкину удочку, а из-за того, что обладала она какой-то силой. Гипнозом, как сейчас говорят. На третий день бабы из этой деревни решили отомстить девке. Они вскипятили несколько вёдер воды, и когда чудская девка вошла в деревню, бабы облили её кипятком. Девка побежала к роднику и запричитала: «Одэге! Одэге!» Вскоре жители Важгорта навсегда покинули свою деревню, ушли жить в другие места…»

Загадку чуди с давних времён пытались разгадать этнографы, лингвисты, краеведы. Существовали разные версии о том, кто такая чудь. Этнографы-краеведы Федор Александрович Теплоухов и Александр Федорович Теплоухов чудью считали угров (хантов и манси), так как имеются документальные сведения о пребывании угров на территории Прикамья. Учёный-лингвист Антонина Семеновна Кривощёкова-Гантман не соглашалась с этой версией, потому что в Прикамье практически отсутствуют географические названия, расшифровывающиеся при помощи угорских языков; она считала, что вопрос требует дополнительного изучения. Казанский профессор Иван Николаевич Смирнов считал, что чудь — это коми-пермяки до принятия христианства, так как в некоторых преданиях говорится о том, что чудь — это «наши предки». Последняя версия получила наибольшее распространение, и большинство этнографов придерживалось до последнего времени этой версии.

Открытие на Урале в 1970-80-е годы древнейшего города ариев Аркаима и «Страны городов» Синташты несколько пошатнуло традиционную версию. Начали появляться версии о том, что чудь — это древние арии (в более узком смысле — предки индоиранцев, а в более широком — предки индоевропейцев в целом). Эта версия нашла немало сторонников среди учёных и краеведов.

Если лингвистами и ранее признавалось, что в финно-угорских языках есть много «иранизмов», то в последние годы появилось мнение, что финно-угорские и индоиранские языки имеют очень большой общий лексический пласт. Появилась версия о том, что названия рек Кама на Урале и Ганг (Ганга) в Индии имеют одно происхождение. Не зря и на Русском Севере (Архангельская и Мурманская области) имеются географические названия с корнем «ганг»: Ганга (озеро), Гангас (залив, возвышенность), Гангос (гора, озеро), Гангасиха (залив). Не зря географические названия на -кар (Кудымкар, Майкар, Дондыкар, Иднакар, Анюшкар и др.) никак не расшифровываются при помощи местных пермских языков (удмуртского, коми и коми-пермяцкого). По преданиям, в этих местах находились чудские городища, и именно здесь чаще всего находят бронзовые украшения и другие предметы, условно объединённые названием Пермский звериный стиль. Да и на само искусство Пермского звериного стиля «иранское влияние» специалистами признавалось всегда.

Не секрет, что существуют параллели и в мифологии финно-угорских и индоиранских народов. В преданиях древних ариев сохранились воспоминания о полумифической прародине, расположенной где-то далеко к северу от Индии. Обитавшие в этой стране арии могли наблюдать удивительные явления. Там семеро небесных мудрецов-риши движутся вокруг Полярной звезды, которую творец Брахма укрепил в центре мироздания над Мировой горой Меру. Там обитают и прекрасные небесные танцовщицы — апсары, сияющие всеми цветами радуги, а солнце восходит и светит полгода подряд. Семь риши — это, вероятно, созвездие Большой Медведицы, а апсары — воплощение северного сияния, которое поражало воображение многих народов. В мифах эстонцев северное сияние — это павшие в битвах герои, живущие на небе. В индийской мифологии на небо могут добраться только волшебные птицы, в том числе вестник богов Гаруда. В финно-угорской мифологии Млечный путь, соединявший север и юг, именовался Дорогой птиц.

Сходство имеется и непосредственно в названиях. Например, бог у удмуртов — Инмар, у индоиранцев Индра — бог грома, Инада — праматерь; в коми мифологии имя Ёма носят и первочеловек, и болотная ведьма, в индоиранской мифологии Йима — также первочеловек; созвучно название бога также у финнов — Юмала, и у марийцев — Юмо. «Арийское влияние» проникло даже в этнонимы финно-угров: татары и башкиры удмуртов, своих соседей, называют этнонимом «ар».

Так кого же на Урале называли чудью? Если ариев, то снова возникает вопрос: почему возникла путаница с тем, кого считать чудью, и почему этноним чудь «прилип» именно и только к финно-угорским народам? Какая существует взаимосвязь между индоиранскими и финно-угорскими народами? Видимо, здесь следует вспомнить мнение Льва Гумилёва, который считал, что новый этнос, так же, как человек, рождается от двух родителей-этносов. Тогда становится понятно, почему предания называют чудь то «другим народом», то «нашими предками».

…И всё же, что кричала чудская девка, облитая кипятком? Может быть, слово «одэге» есть в индоиранских языках? Если мы откроем санскритско-русский словарь, то найдём там похожее по звучанию слово — «удака», означающее «вода». Может быть, она стремилась добежать до Чудского родника, единственного места, где могла спастись?

Глядя на эту качественную работу с бронзой, которая, в свою очередь, требовала мастерства работы с каменными или керамическими изложницами, кузнечного мастерства, начинаешь понимать, что восточные славяне встречались на севере и северо-востоке своего вовсе не с примитивными племенами, которые не могли им ничего дать и ничему не могли научить.

Наоборот, тут была своя интересная культура. Так что это вопрос, откуда у русских взялись валдайские колокольцы, сюжеты северных вышивок, северная же любовь к украшению жилищ, например, резьба по дереву.

Куда делась чудь?
Вопрос резонный. И имеет, как мне кажется, два главных ответа.

Вероятно, частью чудь была вытеснена и выбита славянским населением, потому как сообщается: «В Шенкурском уезде Архангельской губернии рассказывали, что «тамошние коренные обитатели, чудь, защищая отчаянно свою землю от вторжения новгородцев, ни за что не хотели покориться пришельцам», с остервенением защищались из крепостей, бежали в леса, умерщвляли себя, погребались живыми в глубоких рвах (выкопав яму, ставили по углам столбики, делали над ними крышу, накладывали на крышу камни, землю, сходили в яму с имуществом и, подрубив подставки, гибли).

Тогда формула «уход под землю» выглядит буквально: гибель племени. Но частью чудь, вероятно, все же обрусела после крещения, как это стало со многими соседними угро-финскими племенами.

Потому-то еще остается вопросом, что в искусстве и быте русского севера происходит от русского населения, что от чуди. А умений тут бытует множество: деревянные церкви и огромные северные дома, текстиль и вышивка, работа по металлу, украшения домов, в том числе живописные, корабли и лодки.

Попробуем и проверить эту гипотезу хотя бы на нескольких наиболее доступных примерах, сопоставить изделия пермской чуди и русских северян:

1. Волшебная птица с человечьим лицом.
Вообще для сравнения надо брать что-то достаточно необычное, нерядовое. Такие мотивы в народном искусстве встречаются. Например, волшебная птица Сирин.

Рис 1. Птицы с человечьей личиной.
Птицы-Сирин Подзор, деталь. Олонецкая губерния, середина XIX в. И петица-оберег пермской чуди с личиной на груди.

Она, если судить по вариациям разных существ рядом, от лосей до человека, является «всеобщей матерью», и положение очередного существа внизу – это и есть его рождение. Сходство очевидно и оно усугубляется тем, что богиня не стоит, а лежит, что особенно видно на последнем обереге. Кроме того, вторая сущность этой богини – птица, как и на многочисленных амулетах-обрегах с богиней птицей, оттого явно выделен нос-клюв.

Интересно, что стилизированный мотив роженицы встречается в карельских вышивках, то есть у других угро-финнов и он очень похож на каргопольскую вышивку.

Продолжая тему оберегов, надо вспомнить о каргопольской игрушке. Л.Латынин[2] считает, что в образах традиционной игрушки кроются архаичные символы. Так это или нет, по самой игрушке сказать трудновато – она все же изменчива, хотя главная традиция должна «оберегаться» — то есть то, что было оберегом, самое старое, традиционное и тиражируемое.

Например, олень-золотые рога и его переменчивые лики, получеловека — полуоленя.

На севере крестьяне говорили: «Конь на крыше — в избе тише», считая эти изображения «оберегами», добрыми силами, охранявшими от всякого несчастья. Интересно, что на русском севере и олень-лось часто встречался, как оберег дома, его помещали на охлупень вместо конька. Или же просто прибивали туда оленьи рога: «На Мезени встречается еще один вид украшения охлупня — рогами оленя. Обычно это украшение не вырезали подобно коньку, а просто к концу охлупня прикрепляли настоящие оленьи рога. Этот декор чаще встречается в Мезенском районе. По всей вероятности, в нем можно увидеть следы почитания оленя, культ которого, может быть, в меньшей степени, чем коня, был свойственен отдельным русским районам» [3]. На этом же месте могла быть и птица, вроде лебедя.

Как выглядел чудский дом, нам сказать трудно. Но вот то, что головы коньков использовались, как обереги, очевидно:

Рис. 8. Шумящие подвески Они чаще всего обнаруживаются археологами в чудских погребениях, всегда с обеих сторон костяка.

Такое расположение заключало определенный магический смысл: удвоение символа усиливало охранительное действие аммулета. Можно также предположить, что мертвец, если бы он встал из могилы, обнаружил бы себя шумом. Так что это могла бы быть еще и защита живых

Интересно отметить гусиные лапки на конце последнего амулета в ряду – это завершает образ коня-гуся, который известен и для русского севера[4]

5. Колокольцы

Исходя из предыдущей части с шумящими подвесками, можно обратиться к такому свидетельству о чуди: «Один из возможных «следов» чуди — считающийся и в XIX в. необычным, таинственным местом Холмогорский ельник (на Курострове, близ г. Холмогоры). По упоминаемой II. Ефименко[5] легенде, в ельнике якобы находился когда-то «чудской идол». Идол, слитый из серебра, «прикреплен был к одной самой матерой лесине и держал в руках большую золотую чашу». Украсть идола и окружавшие его сокровища было, казалось, невозможно: «Чудь берегла своего бога крепко: постоянно около него стояли часовые, около самого идола были проведены пружины. Кто дотронется до идола, хотя одним пальцем, сейчас же пружины эти заиграют и зазвенят разные колокольчики, и тут не уйдешь никуда; часовые сейчас же позаберут, а окаянная чудь поджарит на сковороде да и принесет в жертву своему идолу». Русские, конечно, идола украли, такой уж талант у них был. Первый случай вскрытия противоугонного устройства, так сказать. Но суть не в этом, а в колокольцах чуди

Колокольчики, конечно, нельзя связать исключительно с чудской культурой.
Колокола и колокольцы связаны с традиционной народной культурой разных народов[6]. Но интересно вслушаться в свидетельства русских жителей Севера о колоколах и колокольчиках, об их роли:

П. С. Ефименко приводит следующие поверья о колокольном звоне, бытовавшие в крестьянской среде на Севере: «Заслышав звон колоколов, дьявол бежит прочь от человека. Замечают еще, что если выйти из дома, войти в него, кончить что-либо в самое начало звона, есть предвестие добра»

Обращает на себя внимание и свадебный обряд. На Пинеге, как и в большинстве других мест Севера, свадебный поезд не мыслим без колокольцев. Колокольцы своим звоном оберегают молодых от «нечистой силы» на самой важной дороге—к венцу и от венца: «Впереди всей церемониальной процессии, составляющейся из огромного поезда обрученных и деревенской родни, с множеством гудящих под дугами, на оглоблях и на шеях лошадей колокольчиков, шаркунов, бубенчиков, позвонков,—едут в санях, телегах или верхом на лошадях повозчики с опущенными на рукавах лентами»[8].
Свадебная обрядность, как и календарная, отличается наибольшей архаикой символов.
И так далее – у колокольчиков была магическая функция, как у русских, так и у чуди.

Итак, близость чудских и севернорусских предметов и верований мы ощутили.

Мы знаем теперь, что примесь угро-финской «крови», то есть угро-финских маркеров ДНК у поморов[9] значительна, преимущественно по женской линии. Но встречаются группы населения, которые явно произошли без сильного перемешивания от угро-финнов, потому что есть маркеры по мужской и женской линии. И те, и другие группы, произошли, вероятно, от чуди. Но в момент перехода они наверняка не отказывались от своих
представлений о мире.

И вот эту общность обнаруживает и сравнение верований поморов и чуди, которое проявляется через предметы материальной культуры. Следовательно, можно сказать, что чудь ушла не только под землю, но и превратилась в новый народ, обогатив его.

[1]С.В. Жарникова О НЕКОТОРЫХ АРХАИЧЕСКИ МОТИВАХ ВЫШИВКИ СОЛЬВЫЧЕГОДСКИХ КОКОШНИКОВ СЕВЕРОДВИНСКОГО ТИПА
[2] Л.Латынин. «Основные сюжеты русского народного искусства». М.: «Глас»,
[3] А.Б. Пермиловская Крестьянский дом в культуре Русского Севера (XIX – начало XX века). – Архангельск, 2005.
[4] С. Жарникова ВОЗМОЖНЫЕ ИСТОКИ ОБРАЗА КОНЯ-ГУСЯ И КОНЯ-ОЛЕНЯ В ИНДОИРАНСКОЙ (АРИЙСКОЙ) МИФОЛОГИИ
[5] Ефименко П. С. Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии, т. 1. М., 1877
[6] А. Н. Давыдов Колокола и колокольные звоны в народной культуре В кн. «Колокола. История и современность». Сост. Ю.В.Пухначев, М Наука 1985г.
[7] М.М.Валенцова О магических функциях колокольчика в народной культуре славян В сб: «Мир звучащий и молчащий: Семиотика звука и речи в традиционной культуре славян» / Отв. ред. С.М. Толстая — М.: Изд-во «Индрик», 1999, с. 283-293.

Ладога — первая столица Руси. Источник